В том и другом отношении воспоминание и весьма приличное, и весьма полезное. Ибо когда приличнее остановить благоговейное внимание на святых предках Христовых по плоти, как не пред явлением во плоти их великого Потомка? Когда благовременнее воскресить в памяти и всех великих мужей в Ветхого Завета, живших надеждою на пришествие Искупителя и приуготовлявших себя и в себе все человечество к сретению Его, как не теперь, когда мы сами как бы ожидаем пришествия во плоти Господа и приуготовляемся к тому, чтобы достойно встретить Его?
Ветхозаветные праведники чаще всего, без сомнения, переносились мыслью в наши времена — благодати и истины (Ин. 1:17); а мы, хотя изредка, должны переставлять себя мысленно в их состояние — природы, закона и сеней, дабы и таким образом питать и поддерживать всеобщий союз веры и любви во Христе, Который есть Един «вчера и днесь и Тойже, и во веки» (Евр. 13:8). И бедные сами по себе жилища становятся способными к принятию великих царей, когда их украсят изящными изображениями: так и бедное жилище нашей души благоприятнее будет для Посетителя душ и сердец, если воображение и память наша наполнятся и украсятся мысленными образами святых Божиих человеков. Придя под кров нашей души, Царь славы, если не на чем другом, то на сих образах остановит Свой любвеобильный взор. А, может быть, из сего святого воспоминания произойдет в какой-либо душе и большее: наполнившись образами святых мужей и пленившись благолепием их, возможно, почувствует она при сем желание извергнуть из себя нечистые образы мира, доселе ее занимавшие, и возревнует о восстановлении в самой себе образа Божия.
Итак, вместо всякого поучения, в настоящую и следующую недели, мы займемся, братие, с вами воспоминанием святых мужей и жен Ветхого Завета. Дело само по себе весьма легкое и приятное для духа; одно неудобство — краткость времени для воспоминания и великое число воспоминаемых лиц. Много ли времени уделяется на слушание церковных учений? Едва четыредесятая часть дня, тогда как на зрелищах проводятся порой едва не целые дни и ночи. Между тем, число ветхозаветных праведников так велико, что у самого апостола Павла недостало времени повествовать о них подробно (Евр.11:32). Для устранения сего неудобства мы разделим, во-первых, свое собеседование на две части; теперь воспомянем святых мужей, а в следующую неделю — святых жен ветхозаветных; во-вторых, при воспоминании тех и других укажем вам преимущественно на важнейших, а в их жизни — на то, что составляло основание их добродетели и отличало их от всех прочих; в-третьих, пригласим вас самих дополнить домашним размышлением то, что будет здесь сказано кратко. Чуждое ли дело для слушателя, — размышлять о том, что ему говорят здесь? Напротив, это всегдашний долг ваш, от неисполнения коего поучения теряют силу и не успевают укорениться в умах. Итак, братие, соединимся общими силами и пойдем единодушно к цели, которая у всех нас всегда одна и та же — вечное спасение грешных душ наших. Но, прежде нежели начнем рассматривать звезды, возведем мысли свои к Самому Солнцу правды, Христу Царю и Богу нашему, и помолимся Ему, да пошлет свет Свой и в ум проповедающего, и в сердца слушающих.
Первый из праотцов Христовых и святых мужей Ветхого Завета есть Адам, праотец по плоти и всем нам. Через него вошли грех и смерть в мир; но им же принято и первое обетование жизни и спасения; он же есть первый пример покаяния и оправдания во Христе. Но многие из нас, памятуя грех праотца, весьма худо помнят его покаяние. И для чего воспоминают грех? Для нечестивого ропота на свою участь, для извинения своих преступлений, а иногда для жалкого и безумного глумления. Нет, братие, не такого воспоминания достоин наш общий отец по плоти. Велико было падение его; но если избранный из всех не устоял в испытании, то кто не пал бы на его месте из нас, неизбранных? Притом, как бы ни был велик грех Адамов, он, после того как мы искуплены Сыном Божиим, не вредит нам. Во Христе мы гораздо более приобрели, нежели сколько потеряли в Адаме: теперь, если мы погибаем, то совершенно от себя самих! Адам первый подает нам пример, как должно восставать от падения. Раз вкусил он от плода запрещенного, и девятьсот лет провел в слезах и раскаянии! Сколько раз он, может быть, плакал о нас и грехах наших, между тем как мы сами, вместо того, чтобы плакать о грехах своих, нередко хвалимся ими! Будем проводить жизнь подобно Адаму кающемуся — и пламенное оружие не воспрепятствует нам войти в рай, им потерянный.
Второй, после Адама, праведник древнего мира есть Авель — первый мертвец в роде человеческом и первый мученик, а посему и первый наследник возвращаемого рая. Крайне прискорбно, что первая смерть последовала от руки братней, но крайне утешительно, что первая смерть была святая, мученическая. Диавол не мог радоваться той персти, в которую обратил тело человека; а проклятая в делах человека земля с радостью прияла сию святую персть в начало освящения своего. Невинная кровь Авеля, по уверению апостола, соделалась преобразованием всеосвящающей Крови Сына Божия (Евр. 11:4).
Третий дивный муж был Енох. О нем говорится в Писании, что он «ходил сБогом» (Быт. 5:22, по евр. подлиннику); то есть, занимаясь постоянно богомыслием, приблизился к Богу до того, что вступил в некоторый род особенного, постоянного сообщения с Богом, подобного, может быть, тому, в коем по временам бывал в раю до падения первый человек. Таким образом, Енох вне рая покаянием и верою достиг того, что потеряно в раю легкомыслием и непослушанием. Поскольку сей праведник крайне мало думал о всем настоящем и земном, то, как бы взамен сего, ему открыто было будущее, самое отдаленное и в полноте необыкновенной. По свидетельству апостола Иуды, Енох провидел ясно даже конец великой борьбы семени змия с Семенем Жены — славное пришествие Господа на суд со тьмами Ангелов (Иуд. 1:15). Ходя таким образом всегда с Богом, Енох неприметно преступил черту, отделяющую временное от вечного, и зашел так далеко, что нельзя уже было возвратиться назад — в сию жизнь. Вследствие сего он был, по свидетельству Писания, преложен с плотию на небо (Быт. 5:24). Событие, показавшее всему миру, что страшное определение Божие: «земля еси, и в землю отъидеши» (Быт. 3:19), не есть уже определение, не отменяемое ни для кого; что для смертных потомков Адамовых существует другое определение — любви, в силу коего достойные из них имеют право говорить самой смерти: «где твое жало» ? И самому аду: «где твоя победа» ? (Ос.13:14; 1 Кор. 15:55).
Последний, особенно примечательный, праведник первого мира и первый праведник второго мира есть Ной. Ему достался жребий быть проповедником правды для погрязавших в нечестии современников, и он сто двадцать лет проповедовал роду строптивому и грешному; не видел плода от проповеди, но проповедовал, ибо это был его долг. То же постоянство и терпение показал Ной и в строении ковчега. Когда все современники его «ели, пили, женились и выходили замуж» (Мф. 24:37—38), не думая о будущем, — Ной строил ковчег! Вероятно, многие глумились над трудом праведника, почитая его буиим (глупым), но, он — строил ковчег! Зато пришло время, когда все заплакали, многие начали проклинать день рождения, а Ной был безмятежен в своем ковчеге. Так и всегда оканчивается жизнь праведников и жизнь миролюбцев: великие бедствия и особенно смерть являют в полной мере, какая разница между ними, и что значат у Бога те и другие.
Но чудное дело: среди всемирного потопа Ной был невредим, спасая в своем ковчеге и своем лице целый мир, а на суше едва не погряз сам! Я разумею известный несчастный случай с невоздержанием праведника, подавший повод сыну Ноеву, Хаму, не оказать уважения к спящему отцу, а на отца навлекший горькую необходимость изречь проклятие на сына (Быт. 9:20—27). Так нужна духовная бдительность над собою и для тех, кои стояли уже на высоте Арарата!
После Ноя до Авраама нельзя прейти молчанием Евера, от коего народ Еврейский получил свое имя. В его время произошло столпотворение Вавилонское, — плод гордых замыслов, за кои строители подверглись смешению языков, и род человеческий, дотоле единый, разделился на различные народы. Все уклонились «во единомыслии лукавства» (Прем. 10:5), и пошли строить столп; а Евер со своим племенем остался дома, — и тем заслужил всему потомству своему особенную милость Божию. Поучительный пример того, как много значит добрый родоначальник, и как хорошо иногда не делать того, что все делают и одобряют!
Но, с распространением идолопоклонства по лицу всей земли едва не оскудело благочестие в самом племени Еверовом; надлежало осветить тьму, — и на тверди Церкви явилось яркое светило веры — Авраам. Сам апостол Павел не щадил похвал, когда говорил о вере Авраама, и назвал его «отцом верующих!»(Рим. 4:11). Величайшее титло, но им вполне заслуженное! В жизни Авраама везде и все вера: ему повелевают оставить дом, родную страну и идти в землю, для него вовсе не известную, — он идет! Повелевают вознести на жертву единородного сына, в коем все его надежды, даже все обетования Божий, — он возносит. Если бы повелено было Аврааму сойти во ад самому, он, не размышляя, сошел бы и в ад. Воля Божия была для Авраама — все, а своя воля ничего не значила. Будущее было для него все, а все настоящее — ничего! Приметьте сие, души верующие: это ваш отец!
Каков корень, таковы и отрасли. Исаак — пример сыновнего послушания до смерти жертвенной, Иаков — пример братнего незлобия и терпения; но любезнее всех Иосиф. В жизни его, проданного собственными братьями, страдающего за правду и чистоту совести, но потом увенчанного славою, соделавшегося спасителем Египта и самых братьев своих, — в этой чудной жизни уже ясно отразился образ того уничижения и того прославления Господа нашего, коими спасен весь мир. С какой стороны ни нападала на юного ратоборца бесстыдная жена? Но целомудренный ум умел соблюсти целомудренным и тело. «Како сотворю глагол злый сей и согрешу пред Богом?»— говорил искушаемый праведник (Быт. 39:9), и среди пещи был неопалим! Весьма также трогательны и поучительны слова Иосифа к братьям своим, когда они по смерти отца, боясь его мщения, просили его милости. «Не бойтеся , — отвечал Иосиф, — Божий бо есмь аз: вы совещасте на мя злая, Бог же совеща о мне и о вас во благая, дабы... препиталися бы людие мнози» (Быт. 50:19—20).
При воспоминании о страданиях и великодушии сам собою приходит на мысль Иов, который, впрочем, и жил, вероятно, не много спустя после сих времен. Много труда было над ним диаволу; истощены все стрелы ада, подвигнуты земля и небо; но Иов остался непоколебим в уповании на Промысл.«Господь даде, Господь отъят... буди имя Господне благословено» (Иов. 1:21), — говорил он, сидя на гноище; и гноище было престолом царским для того, кто говорил таким образом. Друзья внушали ему другое, жена еще худшее: «рцы глагол некий ко Господу и умри» (Иов. 2:9). Но праведник не слушал ни друзей, ни жены, твердо веруя, что на небеси «свидетель» его, вернее их, что «присносущен есть, иже имать искупити его и ...воскресити кожу его, терпящую сия» (Иов. 19:25—26). И она воскресла! Праведник увидел благая Господня еще на земли живых; Господь «благослови последняя Иовля паче, неже прежняя» (Иов. 42:12); а Святая Церковь почтила память его тем, что в назидание наше доселе возглашает страдания Иова во дни, посвященные воспоминанию страданий Христовых.
Иовом заключаются времена патриархальные, времена закона естественного и частых богоявлений; после того Церковь сосредоточилась в народе еврейском под законом Моисеевым.
Здесь примечателен, во-первых, сам Моисей, «бог Фараона» (Исх. 7:1), вождь евреев, пророк, законодатель и чудотворец, распоряжавшийся всем, но не оставивший детям своим ничего, кроме имени и дел своих. Вера его в невидимое и Божественное была так велика, что он лучше согласился всю жизнь «страдать с народом Божиим в пустыне, нежели называться сыном дочери Фараоновой ииметь временную сладость греха» (Евр. 11:24—25). А любовь к ближним и народу своему у Моисея была так пламенна, что однажды, когда Господь во гневе хотел погубить народ Еврейский и воздвигнуть Себе новый — от Моисея, Моисей молился ко Господу, и просил об изглаждении из книги живота собственного его имени, только бы остался в живых народ, им предводимый (Исх. 32:10, 32). За таковую веру и любовь и Господь приблизил к Себе Моисея так, как не приближал никого из пророков, беседовал с ним как «с другом, лицом к лицу» (Чис. 12:6—8), явил ему особенным образом славу Свою, отчего лицо самого Моисея просияло таким светом, что на него нельзя было взирать. Но, — кто бы мог ожидать после сего? — и сей светоносный друг Божий, удостоившийся потом быть соучастником славы Самого Спасителя на Фаворе, и он не мог ввести народ Божий в землю обетованную, должен был умереть вне оной — в пустыне!.. За что такое лишение? — За то, что при чудесном изведении воды из камня, Моисей говорил к народу с Аароном языком сомнения: «едва из камене сего изведем вам воду» , и «ударил в камень жезлом» не раз, а «дважды» (Чис.20:10—12). Господь почел это умалением Своего Имени, и Моисей не вошел в Ханаан!
Предавайтесь после сего сомнения, вы, кои не хотите идти царским путем веры: камень пред вами, но Ханаан за вами; вам не жить в земле обетования, она принадлежит тем, кои веруют, не видя (Ин. 20:29). Моисей очевидный свидетель, как много взыскивается с тех, коим дано много. Господь Бог наш есть «Бог ревнитель!.» . (Исх. 20:5).
«Финеес, сын Елеазара, сына Аарона» в то же время служит примером того, как Господь прославляет прославляющих Его. Он дерзнул стать за закон тогда, когда самые князья Израилевы раболепствовали беззаконию, и поразил всенародно преступление, когда другие не смели и говорить против него (Чис. 25:7—13). За сей подвиг ревнителю предоставлено Самим Богом право потомственного первосвященства, и имя Финееса сделалось именем всех истинных ревнителей по славе Бога Израилева. «Преемником Моисея в пророчествах» (Сир. 46:1) был Иисус Навин. Пред ним иссяк Иордан и пали стены Иерихонские; по его гласу остановилось «солнце прямо Гаваону» (Нав. 10:12), «и един день бысть яко два» (Сир. 46:5), он один с Халевом, из всех вышедших из Египта, вошел в землю обетованную и ввел туда народ Израильский. Великое преимущество сие заслужено верою и верностью. Когда все соглядатаи земли обетованной возвратились с ужасом от исполинов, там обитавших, и смущали народ, Иисус и Халев показали в себе и внушали другим один страх — Божий, убеждая всех и каждого без всякого сомнения идти, куда велит Бог. За сие самое они одни и перешли Иордан, «да видят , — по выражению Сираха, — вси сынове Израилевы, яко добро ходити вслед Господа» (Сир. 46:10—13).
Времена судей Израилевых были славны многими великими мужами; укажем на двух: Гедеона и Сампсона.
Гедеону за победу его над бесчисленными врагами народ поднес венец царский: какой дар привлекательнее сего для сердца человеческого? Но у героя веры был пред умными очами другой, лучший венец; «не возобладаю аз вами , — отвечал он, — и не возобладает сын мой вами: Господь да владеет вами» (Суд.8:23). Не так поступают герои мира! У них ныне освободитель отечества, а завтра притеснитель свободы того же отечества; творят бесчисленные чудеса храбрости, но не могут сотворить одного чуда — самоотвержения, не могут потому, что его производят не ум и мудрость, не сила и отчаяние, а вера и святое упование.
Сампсон славен силой тела и — бессилием духа. Как тяжело видеть победителя Филистимлян в узах Далилы! Слепота и рабство духа неминуемо следуют за владычеством чувственности; но покаяние и молитва исправляют самые тяжкие падения. Покаявшийся Сампсон поразил смертью своею более врагов, нежели сколько поражено им при жизни (Суд. 16:30).
Ряд судей заключил собою Самуил, пророк от юности, помазавший Евреям в царя сначала Саула, а потом Давида. Из его жизни поучительно особенно его прощание с народом, при сложении с себя звания судии. «Отвещайте намя , — говорил он при сем всему народу, — еда у кого телца взях, или осля, или кого от вас насилствовах, или кого утесних, или от руку некоего приях мзду... извещайте на мя, и возвраъцу вам. И реша к Самуилу , — свидетельствует святой историк, — вси людие: не обидел еси нас, Ниже насилствовал еси нам, ниже утеснил еси нас, ниже взял еси от руки чиея что» (1 Цар. 12:3—4). Сами чувствуете, братие, как бы хорошо в мире было, если бы каждый судия и правитель мог оканчивать свое поприще так, как окончил оное «возлюбленный Господом своим Самуил!» (Сир.46:16).
Из благочестивых царей Израилевых вместо всех один — Давид. Но я не знаю, как изобразить вам его кратко. В Давиде целый рай добродетелей. Вы сами непрестанно слышите в церкви красные песни сего прекраснейшего из царей: скажите, какой чистой и возвышенной мысли, какого благого чувства, каких побуждений к терпению, каких утешений нет в этих песнях? Судите же после сего, какое богатство духовное было в самом сердце Давида? Но и в сем раю появлялось иногда терние! Ужасно было падение Давида: но праведник, «ащепадет, не разбиется» (Пс.36:24) . Давид восстал выше, нежели каким пал. Диавол и теперь, думаю, каждый раз содрогается, когда слышит покаянную молитву Давидову: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое!» (Пс.50) Часто повторяет сию молитву Церковь, но еще чаще должны повторять ее те из нас, кои имеют нужду в покаянии Давидовом.
После Давида, братие, вы, вероятно, желали бы слышать что-либо о Соломоне. И я хотел бы с радостью вспомянуть перед питомцами мудрости о мудрейшем из царей, песням, паремиям, притчам и сказаниям (Сир. 47:19) коего удивлялись целые страны и народы. Но, увы, мудрость не соблюла того, кто не был «верен ей до смерти!» (Откр. 2:10). Знавший все, «от кедра... до иссопа» (3 Цар.4:33), забыл Бога отцов своих! Да ведаем, как сильна в падшем человеке наклонность к чувственности, когда не берут против нее мер вовремя, и не сражаются с нею до крови; и как слаб бедный разум наш, когда выйдет из пределов веры и страха Божия и начнет мудрствовать «по стихиям мира» (Кол.2:8).
Времена царей Израилевых были вместе и временами пороков: нечестие одних поощряло и усугубляло ревность других. Велик лик пророков, божественны видения, чудны дела и жизнь!
Кто не удивлялся и не благоговел, слыша подвиги Илии? Не напрасно изображают его с мечом; вся жизнь Илии была меч для нечестия, а слово «яко свеща» горящая (Сир. 48:1). Гонящий и гонимый: гонящий идолов и гонимый идолопоклонниками — он не мог, наконец, найти на земле по себе места и взят огненным вихрем на небо (4 Цар. 2:11). Дивный огонь сей открылся с неба; но первый и главный источник его был в сердце Илии, столь долго и сильно пламеневшем святой ревностью по славе Бога Израилева.
Не менее чуден Елисей, дерзнувший просить и возмогший вместить сугубый дар даже против того, который обитал в Илии (4 Цар. 2:9). Многочисленные чудеса Елисея показывают, что и у людей Божиих, как у Самого Бога, «не изнемогает никакой глагол» (Быт. 18:14). Елисей не взят на небо, подобно Илии (ибо что было бы с землею, если бы лишить ее святой персти всех праведников?), но и в утробе земной показал себя небесным, оживив своими костями мертвого (4 Цар. 13:21).
Жизнь пророков, оставивших нам свои писания, менее известна: но уста их не менее свидетельствуют о величии духа, на них почивавшего.
Что яснее и величественнее предсказаний Исайи? Это — евангелист Ветхого Завета. Произнося свои пророчества, он, кажется, стоял в духе у самых яслей и Креста. Вы не раз будете слышать его в продолжение наступающих праздников.
У Иеремии столько же слез и воздыханий, сколько слов. Это — пророк покаяния. Кто хочет возбудить в себе печаль по Бозе, тому должно читать его плач над развалинами Иерусалима, который изображает всякую душу грешную.
Иезекииль исполнен символов. Некоторые из них так ясны и разительны, что и разумный отрок видит смысл и силу пророчества, несмотря на глубину его; а некоторые так многознаменательны и таинственны, что могут быть понимаемы вполне разве одними Ангелами. Из Иезекииля взято дивное пророчество, читаемое в Великую Субботу на утрене, где, под образом оживления сухих костей на поле, предсказано воскресение мертвых (Иез. 37:1—28).
Немало символов и у Даниила, предсказавшего седминами своими самое время явления Мессии (Дан. 9:24—27). Но, не видения и символы должны остановить нас в сем «муже желаний» (Дан. 10:11), а то редкое обстоятельство, что он был не только великий пророк и чудотворец, но вместе с тем и глава всех мудрецов Вавилонских, — царедворец и правитель областей. Как умел он совместить столь разнообразные должности? Тем, что всегда отдавал каждому свое: Божие — Богови, кесарево — кесареви. Нужно ли было успокоить царя изъяснением пророчественного сна, виденного, но забытого, — Даниил отложил сон и пищу, дабы испросить у Бога откровение тайны (Дан. 2:18). Потребовалось ли стать за честь Самого Бога Истинного, против безрассудного повеления царева, — Даниил отложил всю приязнь царскую и все почести, самую любовь к жизни из любви к истине. Свидетели — львы, к коим Даниил был брошен на снедь за то, что не хотел на несколько дней (только на несколько дней!) оставить своей обычной молитвы (Дан. 14:31).
Вспоминая Даниила, нельзя забыть трех отроков Вавилонских, его содругов по трудам правительственным, а паче по вере. Отроки сии весьма известны всем по их ревности к славе Бога Израилева, за которую были ввержены в печь огненную, и по тому чуду, коим спасены от смерти. Но редкие из нас знают и помнят то чудесно-благотворное действие, какое оказал над сими отроками пост; а память о сем для наших времен всего нужнее, когда в отношении к постам Церкви господствует едва не всеобщее пренебрежение. Не так думали и поступали святые отроки. Не желая нарушить закона отеческого касательно пищи, они, несмотря на плен свой, отказались от роскошных яств, коими хотели питать их при дворе царя Вавилонского. Приставник их опасался, чтобы вследствие сего, лица их перед царем не оказались «унылыми», и не навлекли на него казни. Но по прошествии десяти дней опыта, «явишася лица их блага и крепка плотию паче отроков, ядущих от трапезы царевы» (Дан. 1:15). То есть постоказал действие вовсе противное тому, коего так много боятся миролюбцы! Произвел даже то, чего наиболее ищут они! Роскошь, напротив, расслабляя дух, по необходимости, рано или поздно, отнимает бодрость у самого тела и сокращает жизнь, как то показывают бесчисленные примеры.
При возвращении из плена Вавилонского особенными орудиями Промысла Божия для Церкви были Неемия и Ездра, оба — образцы истинной любви к Отечеству. Нельзя любить более народа и страны своей, как любили они; тело их было в Вавилоне, а дух привитал на развалинах Иерусалима. «Чесо ради лице твое прискорбно есть, а неси болезнуяй?» — спросил Неемию однажды царь Персидский. «Како не быти прискорбну лицу моему , — отвечал Неемия, —понеже град, дом гробов отец моих опусте, и врата его сожжена суть огнем»(Неем. 2:2—3). Следствием сих слов было возвращение многих Иудеев из плена и восстановление стен Иерусалимских.
Ездра, кроме подобной же ревности по Иерусалиму и кроме благодеяний своим соплеменникам, коих он очистил, между прочим, от примеси язычества (1 Езд. 10:10—18), достоин вечной, всемирной памяти за то, что собрал рассеянные пленением священные книги Ветхого Завета и привел их в настоящий вид.
После времен Ездры до пришествия Христова у Иудеев уже не было пророков в собственном смысле сего слова, но по временам продолжали являться мужи дивные и святые.
Таковы Маккавеи, спасшие Отечество от ига Антиохова и восстановившие поклонение Богу Истинному. Подвигами Маккавеев наполнены две книги, носящие их имя; и христианские герои не имеют нужды в лучших образцах любви к Отечеству и мужества против врагов.
Таков Елеазар, девятидесятилетний старец, «некий от первенствующих книжников» . Мучители умоляли его, по крайней мере, «притворить себе аки ядуща поведенная от царя , но противные закону Моисееву, мяса: да сие соделав избавится от смерти» (2 Мак. 6:18, 21—22); но богомудрый старец не восхотел притворством искупить, или паче осквернить последних дней своих, — и вместо преступной снеди вкусил смерть мученическую.
Таковы, наконец, Захария, отец Предтечи, праведный Иосиф, коему обручена была Святая Дева, и Симеон Богоприимец. Но сии мужи, будучи часто упоминаемы в Евангелии, весьма известны всем нам и, можно сказать, сами проповедуют за себя и призывают к подражанию своим добродетелям.
Время положить конец воспоминанию и слову, и выйти из «облака свидетелей» (Евр. 12:1). Так, апостол Павел в Послании к Евреям называет сонм святых мужей ветхозаветных; и я не знаю, как лучше и яснее можно было бы выразить их нравственное отношение к нам. Подлинно, это свидетели верные, неподкупные, неумолкающие, свидетели за нас или против нас! Желаете знать, о чем свидетельствуют они? О том, что все видимое и настоящее временно и ничтожно, вечно же и решительно важно для всех нас одно невидимое и будущее; о том, что взыскующим горнего града надобно жить как странникам и пришельцам на земли, не по обычаям века сего, а по духу и требованиям века онаго; о том, что всякому истинно верующему должно уготовить душу свою во искушение и быть верным и мужественным до смерти; о том, наконец, что спасение всех и каждого не в ином ком, как в обетованном Избавителе мира. О сем свидетельствуют все праведники Ветхого Завета, свидетельствуют и словом, а наипаче жизнью.
Но, братие мои, многие ли из нас приемлют сие свидетельство (Ин. 5:31—34) и внимают ему? Многие ли даже знают о нем? Лик ветхозаветных праведников ежегодно два раза является в церковном богослужении перед празднеством Рождества Христова, но его примечают только служители алтарей, и разве небольшое число ревностных посетителей храмов. Для всех прочих это Божественное «облако свидетелей» является и сокрывается так же, как мимолетящие облака в воздухе. Так мало сообразуемся мы с попечительностью Церкви Божией о нашем спасении! Она изобретает разные для сего средства, ежегодно представляет их пред очи наши, а мы — и не думаем о них! «Не подобает , — скажем и мы словами апостола, — не подобает, братие моя возлюбленная, сим тако бывати!» (Иак. 3:10). Церковь ежегодно две последние недели перед праздником Рождества Христова посвящает воспоминанию святых мужей Ветхого Завета; то же должно делать и нам. Двух недель достаточно для того, чтобы изучить, не только чтобы воспомянуть их жизнь. Некоторые не могут читать сами Священного Писания: пусть сделают это могущие — и для себя, и для других. Это будет вместо злата и ливана для грядущего с небес Господа. Только было бы благое желание соответствовать намерению Церкви, а за желанием не замедлит явиться и благое дело. Когда мы захотим узнать о чем-либо из житейских вещей, то всегда узнаем; почему не быть тому же и в отношении вещей духовных? Аминь.